Просто Сашка позвонил, потому что сеструха Светка ему всю
плешь выела – уже три дня не может дозвониться до Анны Анатольевны. А как она
до нее дозвонится, если мы тут в больничном дворике голубей кормим, изучаем
зябликов? Ночь Света не спала и с утра принялась за брата, с которым вместе
учились у мамы в музыкалке.
- Саня, дай сестре мой телефон, пусть звонит.
Звонит Света:
- Леша, что там у тебя крякает?
- Это мы с Анной Анатольевной перешли к пруду, и нас
приветствуют утки.
- Как мама?
- Завтра операция.
Завтра у Светы случилось техночудо: этот шкаф, который муж
никак не починит, его, если откроешь – внутри лампочки загораются. А уже
полгода не загораются, и мужу хоть бы хны. Там за стеклянными дверцами иконы. И
вот в девять утра, когда у Анны Анатольевны операция началась – свет зажегся.
При закрытых дверцах, сам собой.
Я в это время измерял пешеходное расстояние в Шуваловском
парке от шоссе до церкви Петра и Павла, церковь была закрыта, звонок:
- Леша, это Полина из Австрии, ученица Анны Анатольевны.
- Ты из Австрии звонишь?
- Нет, я на Песочке, под дверью операционной, приезжай.
Полина – врач, когда-то возглавляла кафедру в Питере, а
потом уехала медсестрой в Вену, десять лет защищала там свой диплом, теперь – в
прежнем статусе.
Я бегом измерил маршрут от церкви Петра и Павла до шоссе –
гораздо короче – сел на автобус. Полина на скамеечке, где мы вчера с мамой
голубей кормили.
Доктор Марк Львович сказал нам, что все прошло наилучшим
образом, только анестезиолог плясал джигу, уговаривая сердечко Анны Анатольевны
не останавливаться и биться в одном ритме. Теперь денек за сердечком последят и
завтра выпишут из реанимации в палату.
Но завтра не выписали.
И послезавтра.
Дежурный доктор сказал по телефону, что в реанимацию пройти
ну никак нельзя.
Я измерил параметры нашей трехкомнатной квартиры, повисел с
мухами на потолке, полистал Чехова – какой-то непонятный писатель, ни слова не
разберу. Звонит Света:
- Леша, я еду к Анне Анатольевне, везу яблоки, сок, воду,
чай. Что еще купить?
- Ничего, тебя все равно не пустят. Мама говорила, там
вооруженная охрана при входе дежурит.
- Ну, как хочешь, а я съезжу.
Через полчаса встречаемся, сажусь в машину – Света за рулем,
муж – сзади, едем.
Дежурный доктор на отделении категорически подтвердил, что в
реанимацию не пустят.
- А где эта реанимация? – поинтересовалась Светочка.
- На втором этаже, коридор направо, но вас все равно...
Второй этаж, коридор направо, двери настежь. От постового
столика идет обаятельная улыбчивая сестра «Я вас слушаю».
- Здравствуйте, у меня здесь мама.
- Проходите, она весь день спрашивает, когда вы придете.
...
- Здравствуй мама.
- Что ты так долго не приходил? Я уже трех врачей за тебя
приняла, подумали, наверное, свихнулась. Возьми платок с тумбочки, вытри...
- Что?
- По щеке течет.
Я промокнул маме глаза и стал рассказывать про собаку,
которую позавчера встретил у метро – ее отдавали. И я подумал, что надо нам
взять собаку, но не мог же я это без мамы решить, а к ней не пускают, и вот я
так долго не приходил, а, оказывается, пускают...
Света стояла в коридоре, потом мы пошли на пруд к уткам:
- Она же сама говорила, что реанимацию охраняют и не пускают
никого.
- А ты не слушай, она говорит, а ты не слушай, просто
приходи – и все.
Светочка, Светик – умница.
Обратной дорогой мы со Светой болтали, а муж ее работал
штурманом:
- Свет, светофор! Свет, притормози! Света, пропусти
пешехода!
Я смотрел на нее во все глаза, и робко спросил, совсем не о
том, о чем хотел:
- Светик, давно машину водишь?
- Лет десять.
- А я все никак не начну.
- Это просто – садишься и едешь.
- И лампочки сами загораются в шкафу?
- Загораются...
Когда я вышел из машины, позвонил друг Ромборисыч из Москвы:
- Лешка, я, кажется, сбрендил. После этого трехдневного дождя
выхожу из дома сигарет купить, а по дорожке ползет огромный червяк. И я с ним
поздоровался.
- А почему бы и нет?
- Ты считаешь, это нормально – с червяками здороваться?
- Конечно, просто здороваешься и дальше идешь.
- Интересно, что он обо мне подумал?
- Я полагаю, он был рад.
- Что?
- Был рад, что закончился трехдневный потоп, и что эту
радость можно с кем-то разделить. Что не один он, червяк, выполз на прогулку. И
что ты, Рома, в этот вечер на улице не один, что тебе есть, с кем поздороваться
– этому он тоже очень обрадовался.
Так, просто.